персонаж: Пак, Робин Славный Малый, Хоб; скандинавский и английский фольклор; весёлый эльф, трикстер, который любит устраивать пакости окружающим;
внешность: Eddie Redmayne
реальный мир: молодой воришка, который на улицах гадает на картах таро; о том, кто он на самом деле, помнит и даже продолжает хулиганить, забираясь в чужие дома или устраивая ловушки, чтобы повеселиться.
характер: недалёкий, но при этом не глупый малый, хитрый, способный быть опасным, несмотря на то, что кажется просто шаловливым ребёнком, которого надо просто наказать, и он прекратит заниматься глупостями. робин любит вводить в заблуждение, не только своими поступками, но и своим характером в целом, его всегда недооценивают, его всегда принимают за слабого, а он в определенный момент может напомнить, что скандинавы почитали его, как существо демоническое, в отличие от англичан, считавших его светлым эльфом.

персонаж: люцифер, светоносный, денница зари
внешность: Matthew McConaughey, Cillian Murphy
реальный мир: владелец бара
характер: пессимистичный, ленивый, медленный, основательный. он не любит делать то, что ему не нравится, поэтому кажется безответственным. гедонист в ленивом своём проявлении. любит свой бар больше, чем кого-либо, и ненавидит, когда в нём шумят. в бар пускает и людей, и богов, на своих собратьев архангелов смертельно обижен и не желает иметь с ними ничего общего, при этом отказаться от своего сверхъестественного происхождения не может, цепляясь за него всеми возможными способами. враждебно ни к кому уже давно не относится, разве что людей недолюбливает, потому что считает их глупыми и недальновидными.

of mice & men \\ s e c o n d  a n d  s e b r i n g  ( a c o u s t i c  c o v e r )

Танатосу хочется вернуться в прошлое, где мир крутился вокруг каких-то элементарных вещей, например, смерти и семьи, ведь сейчас бог постоянно ловит себя на мысли, что только и делает, что бессмысленно проживает свое бессмертие. Он бродит по разным странам, находит разных людей, играет роль человека по имени Константин. Раньше ведь все было не так.

Все отличалось.

Греция сверкала белоснежными храмами, мраморными статуями богов. По столам текло вкуснейшее вино, смешивающееся с кровью животных, которых принесли в жертву. Иногда ярые фанатики приносили и кровь людей. Запах оливковых масел смешивался с морской солью. Тела атлетов блестели на жарком солнце во время Олимпийских игр. Греция была полна золота, но не такого, что светится на солнце. Греция была полна дорогих Танатосу воспоминаний, которые казались светлее и драгоценнее, чем его собственная жизнь сейчас.

Даже родной Тартар не дарит столько воспоминаний, сколько эта страна. В Тартаре нет ничего, кроме пламени и дыма. Есть Титаны, свергнутый Хронос, есть сестры и братья, есть семья, но нет ничего, что заставляло бы Танатоса думать об этом месте так часто, как он думает о Греции, некогда полнившейся верой в Олимпийских богов, а сейчас погрязнувшей в реальной жизни, в которой нет ничего уже такого светлого, как мрамор и голубые воды морей.

Одна вера погасла, появилась другая, которая борется со старой, отбирая последователей. И старая действительно проигрывает, становясь всего лишь мифологией языческих неучей, которые никогда не знали природу истинного бога. Смертные забавные, они с легкостью меняют богов, в попытке найти для себя силу, которой можно просто помолиться и получить желаемое.

Часто они хотят спасения. Но кто спасет самих богов от забытья? Они сохранились в мифах, но что будет, если они и из них исчезнут? Боги умрут? Или притворятся простыми людьми, потому что смертными больше нельзя управлять? Танатос не знает, пусть и гадает; он изучает людей, пытаясь предугадать, как скоро о нем и обо всех ему подобных забудут. Ему немного страшно, потому что понять когда же это случится, невозможно. Богам останется лишь снова наблюдать, как было величие превращается в ничто, полностью исчезая. А вместе с ним потом исчезнут и боги.

Когда наступит этот момент, Танатос не будет жалеть, что умирает, и он в этом уверен. Он всегда знал, что это случится. Всегда шел вперед, смотрел на часы в мире смертных, всегда чувствовал, что когда-нибудь это произойдет. И возможно вся его жинь состоит из этого вечного ожидания. Он стоит на железнодорожной станции и ждет поезда, который больше никогда не остановится. Он поглядывает на свои наручные часы, притоптывая ногой, потому что нервничает. Ему некуда опаздывать, но и не хочется слишком долго задерживаться в этом странном месте. Ведь вокруг ничего.

Разве что Али, легкость которого представляется восстающим где-то на горизонте рассветом. Танатос отрывается от разглядывания своих наручных часов, оказываясь поглощен восстающим солнцем. Оно не пожирает небо, не ведет за собой ночь. Оно красиво. Красиво.

Почему люди перестали обожествлять солнце? Ведь солнце располагает для этого неисчислимо многим: оно создало жизнь, оно безгранично таинственно, оно столь могущественно, что никто на земле не смеет глядеть в его сторону. Люди, однако, предпочли поклоняться существу, сходному с человеком, антропоморфному. Они поклонялись и поклоняются неразборчиво: кому угодно.

Али стоит рядом и немного выбивается из привычной реальности, потому что люди для Смерти всегда были просто людьми. В них не было ничего необычного и цепляющего глаз, потому что люди умирают быстрее даже, чем память о богах. Они хрупкие, словно хрусталь, а Танатос из тех, кто легко ломает разные вещи, потому что не умеет толком ими дорожить. Люди с радостью будут тратить себя на то, что драгоценнее их самих. Только тогда появятся художники, скульпторы, граверы, чеканщики. Но чего ждать от бога, если трудится он просто потому что так надо, а не ради собственной вечности?

Люди без устали трудятся, чтобы не оборвались связующие их нити, чтобы преодолеть отъединенность и стать единым целым, где смерть одного — потеря для каждого. Боги живут по одиночке, и Танатос знает это лучше многих. Люди умирают несчастными и так же, как боги, смерти этой боятся.

Танатос думает, что и Али когда-нибудь будет бояться. Страх схватит его в свои объятья, и Бог твердо уверен только в одном — он хочет это видеть. Не из-за садистких каких-то наклонностей, которые не были ему свойственны, а скорее из-за уверенности, что нет в этом ни одного живого существа, который не боялся бы.

«От тебя веет росой на заре, но скажи-ка мне, как быстро она испаряется на жарком полуденном солнце?»

— Я бывал на Крите, — вроде бы надо слушать, что говорит собеседник, а Танатос не может отвести взгляда от губ, касающихся кромки прозрачного бокала. Он зачаровывает, и Бог Смерти отнюдь не хочет попасть в ситуацию, в которой именно он играет роль жертвы, а молодой египтянин перед ним хищника. Он моргает, отводя взгляд как можно скорее, чтобы иностранец ничего не заметил.

У людей много этики, много внимания уделяется поведению. На свете далеко не все этично. Но приходится играть по правилам людей. По правилам нового мира, под который все боги вынуждены подстраиваться. Они сменяют тоги на смокинги, он душатся одеколонами, они поправляют позолоченные запонки. Они становятся людьми. И ничего с этим не поделать, потому что процесс естественнее некуда. Бессмертные тоже должны эволюционировать.

Хотя, эволюция ли это или просто крещендо, которое потом снова сведется к тихому звучанию основной мелодии? Танатосу очень хотелось бы спросить об этом Али, но он посчитает Константина странным, может даже умалишенным. Богу не хочется терять приятную компанию, благодаря которой вечер преобразился, изменил привычные минорные сонаты Рахманиного на уверенную мажорную линию танго.

— Небось за Минотавром ехали? — смеется Танатос. Все знают этот миф. Все знают легенду про Тисея, который дал отпор Миносу. Когда-то в него верили. Сейчас же это просто сказка.

И Танатос немного дразнит Али тем, что задает такие вопросы. Это похоже на провокацию, он специально с издевкой относится к тому, что говорит, смотря как далеко Али позволит ему зайти. Танатос любит тех, кто умеет играть на публику, потому что именно таких хочется вывернуть наизнанку, заставить их показать себя настоящих. А в этом деле можно использовать все способы.

Танатос слушает фразу про средиземноморье с египетской стороны с пониманием в глазах, ведь каждый любит то место, где он родился. Или которое он может назвать домом. У людей с этим все проще, чем у богов. Танатос забывает про пустой стакан в своей руке, просто потому что не хочется отвлекаться.

— Куда отправитесь потом? — Смерть  уже не различает своего привычного холодного тона и тона, с которым он разговаривает сейчас — любопытный, легкий. Кажется он не говорил так уже очень давно. Но он не из тех, кто будет говорить много, а это не зависит от интонации. Ему не хочется показаться сухим и неинтересным, но он просто не знает, что еще сказать. Танатос еле сдерживается, чтобы не сказать комплимент в сторону красивых глаз иностранца.

Константин был владельцем сети казино и никогда не мог с точностью сказать по какой именно причине выбрал эту отрасль. Она связана с риском и толикой мошенничества, для бога которые не представляют особой опасности. Скорее он устал от всего однообразия, что было в его жизни, и непроизвольно выбрал степь, которая может в любой момент неожиданно предоставить сюрприз.

А в Лондоне он был, потому что собирался открыть новый покерный салон, под стать английским джентельменам, но все никак не мог найти стоящего места. Те, которые его устраивали по размерам, находились среди спальных районов города, где бизнес ни за что не пойдет в гору, а другие места, среди баров и шумных клубов, были маленькими и бесполезными, потому что Танатос предприниматель, который всегда думает о расширении своего бизнеса.

И пожалуй этот вечер был всего лишь способом отвлечься. Способом, который сколько бы раз Бог Смерти не испытывал, никогда не заработает. Ведь Танатос не из тех, кто будет действительно чувствовать расслабление в такой обстановке.

На предложение выйти из зала, полного липких взглядов проходящих мимо дам и духоты общего веселья, он ответил положительно, заранее предвкушая удовольствие, от последождевого воздуха:
— С Вами — только за. Идемте, — делает акцент на местоимении, первым направляясь в сторону дверей. Он чувствует себя рыбой, попавшейся на крючок умелого рыболова, и теперь хочет отчаянно изменить ситуацию себе во благо. Он пытается: пропускает Али вперед, а когда они окутываются в темноту сада, с его тусклыми фонарями и более яркими желтыми окнами виллы, аккуратно опускает сзади руки ему на талию. — Осторожнее, здесь полно луж.

Убирает, словно ничего и не было. А внутри какое-то предвкушение сжимает диафрагму. Он делает вдох ночного воздуха полной грудью.

«Чем пахну я?»