говорят, что после таких событий начинается то ли блюз, то ли суицид,
то есть ты с полным чувством и совершенной отдачей должен познать - где у тебя болит.
что у тебя болит.
зачем у тебя болит [ц.]

   К этому просто нужно было привыкнуть. Так думала Кларк, морщась и пряча глаза от назойливого лучика света, что проникал сквозь плохо задернутый полог ее палатки. На ковчеге такого и в помине быть не могло. Это просто нужно было осознать. Не вздрагивать от каждого шороха, что был слышен где-то за пределами. Пытаясь провалиться в долгожданный и спасительный сон, желательно без сновидений. Но, все еще вскакивая посередине ночи от очередного крика или смеха, проклиная загулявшего подростка, или просто тревожного сна, девушка не могла осознать, где находится. Просто не узнавала своей одиночной камеры, в которой, по факту, никогда не была одна. С ней всегда были мысли и голоса, что прятались где-то по углам, дожидаясь своего законного времени суток – ночи. Когда девушка не могла уснуть, ворочаясь на неудобной кровати с бока на бок, подложив под голову собственную руку.  А потом, захлебываясь этим отчаяньем, паникой и всепоглощающим ужасом, куталась в накинутую сверху куртку, приходила в себя. Дышала равномерно, напевая себе под нос знакомый мотив песенки, чьи слова давно стерлись из памяти. Пыталась успокоить нервно бьющееся сердце, готовое вывернуть грудную клетку и вспоминала. Вспоминала, что на Земле не так уж плохо и больше не приходится ждать очередного обхода, где охранник, смотря на тебя как на человека третьего сорта, грубо попросит встать к стене.
   Где, если встать пораньше, можно наблюдать, как солнечный диск поднимается из-за деревьев, освещая все вокруг. Ровно столько, сколько может ухватить взор и дальше, в бескрайние дали. Определенно к этому можно было слишком быстро привыкнуть. К хорошему всегда привыкаешь быстро. Стоять во влажной от росы траве, чувствуя, как намокают ноги, но совершенно не печалиться, лишь дышать полной грудью, медленно и глубоко, чувствуя, как каждая клеточка наполняется живительным кислородом, до краев. Дышать до головокружения. Пожалуй, блондинка не раз, украдкой, заставала своих соплеменников за этим делом. Когда они просто замерши разглядывали очередную ветку дерева, травинку или причудливый листок. В такие моменты, Кларк, все чаще ловила себя на мысли, что сотня, сброшенная на землю, в первую очередь, дети, не видевшие ничего кроме железных стен Ковчега, где-то нищеты и разбоя, а потом и одиноких холодных камер, и осознания, что они навсегда утеряны для общества. Ведь не зря в последний год , каждую казнь производили спустя пару часов, после пересмотра дела. Им просто не давали второго шанса.
   Впрочем, даже наличие или отсутствие этого самого, второго, шанса, было чем-то незначительным здесь, на Земле. Где утро встречало ребят попытками отогреться, сидя в кругу около костра, забывая вчерашние распри ровно до того момента, когда приходилось начинать что-то делать.  Гриффин же ловила себя на мысли, что так продолжаться не может. Непривыкшие спать на холодной Земле, и в полевых условиях, ребята могли быстро подхватить банальную простуду, от которой у них, естественно не было лекарств. Кларк в очередной раз проклинала каждого члена Совета и всех вместе, не стесняясь выражений, когда приходилось греть озябшие руки о пламя костра, что обжигало кончики пальцев. Ковчег не позаботился о том, чтобы дать с собой, идущим на верную смерть, детям, что-то большее, чем старый челнок столетней давности с испорченной системой связи, на котором они, собственно, прилетели.
   На самом деле ее об этом никто не просит. От слова совсем. Ее вообще тут не особо жалуют. Но неприятное чувство ответственности за этих ребят  сворачивается в тугой узел, где-то  внутри вызывая нервную дрожь по всему телу. В голове крутятся  противные мысли, что она тут даже не самая старшая, но в очередной раз, краем уха слушая «вдохновляющую» речь Беллами, она соглашается сама с собой, что, похоже, самая ответственная и рациональная. Понимающая. Что в итоге им придется что-то делать ради своего выживания, а не просто следовать заражающему чувству свободы. Читая между строк - вседозволенности. Девушка обреченно качает головой, плотно сжимая губы, в попытке удержать себя от порыва грубо оборвать самопровозглашенного лидера, и с улыбкой подает какой-то девушке стакан с теплой водой, единственное, что сейчас может предложить промерзшей до костей особе, Гриффин. За что себя тихо ненавидит.
   Она в очередной раз думает о том, что земляне выживали тут не один год и даже не одно десятилетие, справляясь со всеми болезнями знакомыми и незнакомыми когда-то человечеству. Кларк непроизвольно подкидывает ветки в разгоревшийся костер, откидывая с лица светлую прядь, принимая простое для себя решение. Завтра на рассвете отправиться за теми водорослями, что удалось извлечь из той каменистой речушки в нескольких часах ходьбы от лагеря. По крайней мере – это, пока, единственное известное лекарство, на этой Земле.

Утро наступает слишком быстро.

   Если бы у нее спросили: почему именно Октавия? Гриффин бы на мгновение растерялась, осматривая их небольшой лагерь в поисках знакомого силуэта девчонки с копной каштановых волос, как будто это помогло бы ответить на поставленный вопрос. От Октавии за несколько метров веяло азартом и жаждой приключений, желанием быть полезной, хотя, сама девушка вряд ли бы себе в этом призналась. Кларк же пожав хрупкими плечами ответила бы просто: а почему не она? И никто бы не смел упрекнуть девушку в дурном тоне, и том, что отвечать вопросом на вопрос не культурно. Просто потому, что никому не было бы до этого дела.
Но если бы Гриффин всерьез  задумалась над этим вопросом, почему же в спутниках на сегодня младшая Блейк? Закусывая щеку изнутри и хмурясь, пытаясь понять свои мотивы, возможно, пришло бы осознание, что с Октавией не нужно говорить по душам. Не то, чтобы Гриффин не любила подобных разговоров, просто девушке было искренне наплевать, за что же умницу, красавицу и просто дочь члена совета отправили на Землю умирать. Младшая Блейк по умолчанию не переносила правильную Гриффин, по крайней мере именно так думала последняя. И уж точно Октавия не была Финном, который всеми силами пытался вытянуть из девушки всю возможную информацию. А вот для чего? Гриффин старалась не задумываться о подобном, отвечая все чаще сухо и односложно, борясь с желанием бросить грубое, что это не его не касается.
   И уж точно Октавия не была сыном канцлера, что скрылся в своей палатке еще в момент, когда Кларк начала свои сборы. Прихрамывая на одну ногу и опустив плечи, после очередного, довольно грубого, отказа самой девушки от его помощи. Она в ней не нуждалась, тем более его. Уэллс и без того одним своим видом бредил еле затянувшиеся душевные раны, а подвергать себя очередной многочасовой пытке, Гриффин не имела никакого желания, по сему Октавия была идеальным спутником, при этом умудрялась не раздражать как ее старший брат, и, если хотела, была вполне милой девушкой, с которой было приятно молчать. Чаще всего молчать.
- Шевелись Октавия, иначе уйду без тебя, - ее голос резкий, немного хриплый, еще не отошедший  после сна, совершенно незнакомый. Точнее, неузнаваемый, даже самой девушкой. В ее голосе переливами плохо скрытое недовольство и тон, не терпящий никаких возражений. Кто-то мог бы сказать, что Кларк буквально жаждет грубости в ответ, если бы саму девушку это  хоть чуть-чуть волновало.  Ее и так здесь не особо жалуют, поэтому, какая разница? В планах Кларк нет пункта - дождаться задержавшуюся сзади Октавию. Возможно потому, что там просто не вписано имя Октавии вовсе? Гриффин перехватывает удобней шлейку походного рюкзака, в который, самолично, уложила карту и веревку, а еще флягу с водой, что стащила из общей кучи, под неодобрительный взгляд какого-то паренька. Втягивая через нос влажный лесной воздух, что пропах сырой листвой и хвоей, она переступает очередной корень и  направляется все дальше в чащу. У Гриффин всего одно правило, кому нужно – тот догонит. У нее в целях на сегодня вернуться в лагерь с чем-то полезным. Уже нет никаких сил смотреть на потерянные взгляды ребят, что те пытаются скрыть.

Мяч отклонился на дюйм влево, и вот он уже со свистом пролетает мимо ворот, ударившись о железную конструкцию. Я отвлекаюсь от рассматривания себя в миниатюрное зеркальце, с шумом его захлопываю, так, что одна сторона ударяется об другую, противно лязгая, и выказываю этим полное неудовольствие. Иронично приподнимаю правую бровь, когда Джексон бросает на меня виноватый взгляд, а сама всем своим видом будто говорю «Я же говорила тебе, я говорила!». Он облажался уже второй раз на этой неделе, и это было на него непохоже. Когда мы начали встречаться, он уже успел прослыть лучшим капитаном команды за всю историю школы; хорошо держал удар, быстро бегал, привлекал внимание преданных фанаток своей белозубой улыбкой... Порой было тяжело удерживать его подле себя, ведь вокруг столько соблазнов: все эти раскрашенные девицы с глубокими вырезами, юбками, еле-еле натянутыми на пятую точку, наиграно томными взглядами и приторно-сладкими голосами кого угодно могли сбить с праведного пути. И Джексон наверняка уже давно бы соблазнился на одну из таких вульгарных барышень, если бы не моё дьявольское терпение вкупе с ангельским очарованием. Они не дали бы ему того, чем постоянно обеспечивала его я. В любой ситуации он чувствовал себя победителем рядом со мной. Думаете, я не умела играть в боулинг? Да в десятилетнем возрасте я собирала все призы, когда наш местный центр проводил соревнования! То же касалось и всех остальных вещей. Я позволяла себе быть капризной куклой, чтобы не разрушать тот образ, который я сама себе создала, но совсем немного, а потом снова и снова притворялась слабой, хрупкой глупышкой, которую нужно только обнять и прошептать на ушко: «Ну ничего, сладкая, в следующий раз у тебя обязательно получится».
— В следующий раз у тебя обязательно получится. — повторяю я, как мантру, положив руку на плечо Джексона. Его футболка мокрая от пота, дыхание прерывистое, зрачки расширены. Он зол: на самого себя, на всех окружающих, на мир — чёрт его знает, но меня он не трогает. Не пытается даже смахнуть мою руку со своего плеча, а напротив, отозвался на мою фразу и коротко кивнул в ответ. Тренер объявляет пятнадцатиминутный перерыв; за один уже голос я его ненавижу. Скрипучий, резкий, он похож не на голос спортивного человека, который долгие годы своей жизни провёл в укреплении своего здоровья и закалке духа, а больше смахивает на бас старика, заточённого в дом для пожилых, куда рано или поздно отправляются все брошенные бабушки и дедушки. Вспоминаю Лоррейн, отвожу взгляд, чтобы Джексон не видел, как потух огонёк в моих ведьминских зелёных глазах, и снова смотрю на него.
Люблю ли я его? Любила ли когда-нибудь? Я бы бросила его, будь у меня такая возможность, но это испортит мне репутацию и нарушит имидж преданной куколки, везде и всюду следующей за своим королём. Я отчаянно хочу стать самостоятельной, независимой, чтобы окружающие, слыша моё имя, не переспрашивали: «Эта та, которая с Джексоном Уиттмором?». Ненавижу. Я бы расцарапала бы им лица своими аккуратными, ухоженными ноготками, если бы не была королевой; а королевам можно только принимать комплименты, улыбаться и любить их короля.
Едва заслышав свисток, Джексон, как и вся команда, снова бежит на поле; я замечаю, что он слегка хромает на левую ногу. Снова сажусь на скамью для болельщиков, подбираю под себя ноги, встречаюсь взглядом с какой-то фанаткой, расплывшейся в глупой улыбке, стоило ей только взглянуть на задницу моего парня. Она похожа на шарпея, так что я не стану принимать каких-либо мер: у бедняжки нет ни малейшего шанса. За годы, проведённые рядом с Джексоном, я досконально успела изучить все его привычки и пристрастия; среди девушек он выбирал блондинок или рыжих с размером груди от второго и больше.
Мяч снова летит мимо ворот, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть, как Джексон будет бесноваться. Ухожу со стадиона, в последний момент меняю решение и направляюсь прямиком в раздевалку. Мимо меня снуют толпы разгорячённых, потных парней, которые провожают меня лестными взглядами; я же, уткнувшись в телефон, делаю вид, что не замечаю их. Останавливаюсь у стенки, прислоняюсь к ней и преданно жду своего парня, короля школы и самого главного её красавчика. Чёрт бы побрал тот день, когда я решила связать свою жизнь с ним; тогда это казалось мне правильным. Мол, у каждой королевы должен быть свой король. Джексон здорово помог поднять мне планку собственной популярности, ведь, надо признать, без него я вряд ли смогла бы выползти на такой уровень. А сейчас он мне попросту надоел, и я хотела избавиться от него, как дети избавляются от своих старых игрушек.
Слышу чей-то голос позади, рефлекторно вздрагиваю. Оборачиваюсь и вижу кудрявого паренька, лицо которого мне совершенно незнакомо. Напрягаю память, но тщетно: его я точно раньше никогда не видела. Ну или... не хотела видеть, что более вероятно.
— Ты ошибся девушкой, сладкий. Твоя ждёт тебя снаружи. — пытаюсь избавиться от него как можно скорее, пока не пришёл Джексон: второй удар за сегодня он вряд ли переживёт.

Волны беспокойно бьются о борт корабля, вызывая новые раздумья. Эмма уже около часа неподвижно глядит в потолок и просит, чтобы секунды не тянулись минутами. Ей нужно спасти своего единственного сына, который в очередной раз оказался в беде по её милости. За Генри всегда нужно было присматривать, потому что он, в какой-то степени, самый лакомый кусок для злодеев. Человек, с помощью которого всегда можно повлиять на исход событий, ведь он важен каждому. В голове Свон опять баталии, в духе: "а что, если бы я никогда не бросала его". Оставить Генри - самая большая её ошибка, за которую ей никогда не расплатиться, и она благодарна Реджине, той самой любящей матери, которой не стала для маленького Миллса Эмма. Свон колотит, от чего она переворачивается на бок и крутит в пальцах свой кулон с аккуратно выгравированным лебедем. Всего лишь безделушка, зато успокаивает нервы. Она прикрывает веки, в надежде, что всё-таки сможет заснуть. Сон для неё необходим как лекарство. Эмма и так слишком долго не смыкала глаз, а сейчас, когда они в относительной безопасности, можно было позволить себе немного отдыха. Она фыркает и отбрасывает в сторону холодное одеяло. Садится на кровать и покачивается из стороны в сторону, вслушиваясь в шум волн. Она не может успокоиться, а сердце вот-вот вырвется из грудной клетки. Она понимает, что им нужно время, чтобы добраться до острова; понимает, что неожиданно и внезапно появиться в обители Питера Пэна у них не получится. Хотя, если надо будет, Эмма схватит свой меч и из последних сил будет вырывать Генри у потерянных мальчиков. Она никогда бы не подумала, что сказка о Нетландии, в которой мечтал побывать чуть ли не каждый ребёнок, в реальности окажется такой жестокой. Так же она никогда не представляла капитана Крюка высоким брюнетом с короткой стрижкой, ведь в её понимании  у него, как минимум, должна быть химическая завивка, подведенные карандашом глаза, тоненькие усы и крокодил, который отчаянно жаждет полакомиться капитаном корабля.
К слову, о Крюке. Эмма не ошиблась на его счёт и это ещё один плюс в копилку её волшебного дара. Она никогда не делала ложных предсказаний, вот и на этот раз хватило одного лишь взгляда. Взгляда и слов: "мы же понимаем друг друга". Достучаться до человеческого начала капитана было не так уж и просто, поэтому Эмма медленно подбирала к нему ключик, практически не осознавая того факта, что таким образом ищет способ повлиять на него. Ей так было проще общаться с людьми, даже в новом, обновлённом для неё, мире. Она знает каждого, видит насквозь, со всеми плюсами и минусами. В капитане она видела больше плюсов и возможно, не будь он настолько невыносимым, слегка эгоцентричным, они смогли бы подружиться.
У Крюка было то, что так необходимо Эмме. В какой раз. Она проклинала этого пирата и то, что связалась с ним когда-то, но он, в очередной раз, был её единственной надеждой. У него бесконечные запасы рома на корабле, ром - отличный заменитель снотворного. Ещё чуть- чуть и буйная Свон свалится под натиском собственных эмоций и усталости, но даже тогда не уснёт, а просто потеряет сознание. В любом бы другом случае она воспользовалась бы помощью Джека, хорошей такой помощью, чтобы отрубило на пару часов, а голова потом не раскалывалась так, будто по ней ударили кувалдой. Эмма брела по тёмным коридорам, изредка натыкаясь на дверные ручки. Пол скрипел под ногами, а нетерпеливая Свон умудрилась выйти из своих временных покоев босиком. Ей не привыкать к такому образу жизни, да и лицо её сейчас выражало крайнее негодование. Она бы заснула и на мостике, бросив под голову подушку и устремив свой взгляд в звездное небо, только мысли никак не давали ей покоя. И свежий воздух Эмму ничуть не отрезвил. Она двинулась дальше, прикоснулась рукой к штурвалу и пробежала по нему пальцами. Легко улыбнулась, когда лёгкий морской бриз растрепал ей волосы. Тут же представила, как маленькой воображала из себя пирата. Будь её воля, она сейчас бы вскочила на мостик, подняла бы свою команду оглушительным криком, выхватила бы волшебный компас и приказала бы плыть, куда глаза глядят. На самом деле туда, где больше рому и развлечений. Так бы и сделал настоящий пират. За всеми этими детскими забавами Эмма вновь вспомнила о своём сыне и о том, что он находится в беде. Ей и подумать страшно о том, что Питер Пэн может сотворить с Генри. Эмма сделала шаг назад от штурвала и осмотрела палубу, капитана Крюка нигде не было и единственным местом, где Свон, как ей казалось, могла его найти, была каюта капитана. О её расположении, пожалуй, знал каждый салага. Особенно тот, кто впервые оказался на корабле и толком не знает, в каких местах что расположено. Эмма кралась как мышка и только скрип половиц выдавал её намерения.
Она надеялась, что Крюк спит. Тогда бы она тихо стащила бы у него фляжку с ромом, сделала бы несколько глотков, а на утро вернула бы украденную вещь. Так, будто ничего и не случилось. Капитан сидел в кресле и кажется, правда дремал. Никто даже не думал о душевном и физическом состоянии капитана, ведь в приоритете была жизнь Генри. Эмма потянулась вперёд, ведь Крюк сжимал желанную ей фляжку в своей единственно целой руке. - Чёрт, - прошептала она одними губами, ей пришлось наклониться к пирату слишком близко, чтобы добыть фляжку и не разбудить его. Она перегибалась через подлокотник не такого уж и роскошного кресла, когда за спиной был письменный стол. Пират дернулся, Эмма инстинктивно отпрянула назад и задела старую чернильницу. Свон поняла, что ей точно не повезло, когда в следующий момент корабль качнуло в сторону и веки капитана дрогнули.

[float=right][/float]Раз.
Принять решение оказалось очень просто. Я никогда от него полностью не освобожусь, пока его сердце бьется где-то там. Расстояние не имеет значение. Я полностью в его власти, но осознаю это только, если он очень далеко от меня. Порочный круг. Я не могу без него, но в тоже время понимаю, что он лишь делает мою жизнь невыносимой. Я не знала выхода из этой ситуации, но его мне не нарочно подсказала Селина, пока изливала душу относительно своих отношений с Летучей Мышью. Я перестала ее слушать, как только услышала заветное словосочетание. Никогда его не знать. Я не хочу его знать. Вот бы вернуться в прошлое. Я также услышала то, что она сказать так и не решилась, но это легко читалось в ее взгляде, в нервно сцепленных руках. Она бы никогда не смогла этого сделать. Слабая? Нет, просто... добрая. Не отчаявшаяся так, как я. Не в силах более сидеть на месте, я вскочила и хлопнула дверью за своей спиной, спеша к месту, которое даст мне ответы на все вопросы. Где-то в глубине души шевельнулось то, что кажется называлось совестью, но я отмахнулась от этого. Перед Кошечкой я буду извиняться потом, когда освобожусь от демона, терзающего мою душу. Как я могу помогать другим, если мне самой требуется лечение. Вот только никакие таблетки меня не спасут.
У моей болезни только одно лечение. Моя болезнь называется Джокер. И она неизлечима.
Это понимают все вокруг. Это понимает Харлин, но этого не видит Харли.
Нужно принять единственно верное решение. Пусть Харли оплакивает ушедшего любовника, Харлин убьет своего палача.

[float=right][/float]Два.
Планирование. Я столько раз сбегала из Аркхэма, про проникнуть в него не кажется такой уж трудновыполнимой задачей. Я знаю его планировку лучше, чем таблицу умножения. Могу с легкостью пройти по нему с закрытыми глазами и точно определить, где именно, в какой точке лечебницы я нахожусь. Меня не раз спасало это знание в прошлом. Сколько раз мы с пирожком или с Айви сбегали из лечебницы, несмотря на всех их попытки удержать, и не сосчитать, но они упорно пытались нас там закрыть, наивно полагая, что усиленные меры безопасности как-то нас остановят или хотя бы задержат. Мы лишь истерически смеялись, в ответ на их попытки, каждый раз с легкостью уходя от преследования. Создавалось впечатление, что мы позволяли себя повязать, если нам это было нужно. Так и было на самом деле. Набрать новых сторонников или даже банально немного отдохнуть от преступлений. Это здорово утомляет, скажу я вам, жить в постоянном напряжении, когда же их логово обнаружат и завяжется перестрелка, в которой погибнут все наемники, а их с Джокером неразлучный дует, как обычно скроется с глаз, будет долго скрываться в тени, набирая новых сторонников, чтобы потом устроить что-то грандиозное.
Вот и сейчас. Я уверена, что Джокер затеял очередную игру, которая в финале покажется смешной только ему. Поэтому он не сопротивлялся, когда его повязали и доставили в Аркхэм. Поэтому не предпринял пока ни одной попытки побега. Он чего-то ждет, я уверена. Вот только чего? Знака снаружи? Или изнутри?
Не только у Джокера по всему Готэму распространена сеть убежищ и тайников, в которых он может придти в себя, отлежаться, накопить силы и пополнить свои запасы. Я училась у лучших. Я была в Отряде Самоубийц, выполняла миссии, обреченные на провал с самого начала, я сбежала из-под бдительного ока Аманды Уоллер с бомбой в шее, я выжила после игр мистера Джея. Кто еще может похвастать таким послужным листом? Кто еще способен на то, что я запланировала. Я знаю, что у меня мало времени. Пэм не будет сидеть сложа руки, когда Селина расскажет ей, что произошло. Плющ далеко не глупая, она раскусит меня, ведь знает лучше всех. Даже лучше Джокера. Она знает, что я могу это сделать, потому что мне есть зачем это делать. Зачем зовут Люси, она очень любит балерин и рисовать, и ей идти в подготовительный класс в следующем году. Он не должен о ней узнать. И не узнает. Я методично опустошаю каждый свой тайник, и даже заглядываю в парочку его личных, о которых он рассказал мне в приливе нежности. Такое случалось с ним очень редко, особенно в последнее время перед нашим разрывом, но все же иногда он был почти человеком, почти нормальным. И это пугало. Пистолеты и винтовка, хотя я никогда не любила огнестрельное оружие, считая, что оно лишает веселья от того, что жизнь покидает тело. Сейчас у меня нет времени и права на развлечение. Главное, быстрота и эффективность. Гранаты, в том числе шумовые и дымовые бомбы. Парочка сувениров, оставшихся от прошлых дел, которые обеспечат мне беспрепятственный вход.
Я готова.

[float=right][/float]Три.
Подготовка. Чтобы зайти, сделать запланированное, а после выскользнуть незамеченной, мне нужно отвлечь внимание охраны. Мне нужно обеспечить их работой на всю ночь. Все должно выглядеть естественно. Попытка побега, очередной бунт. Это обычное дело для Аркхэма. И пока охрана будет занята, пытаясь утихомирить своих пациентов, мне нужно будет только проникнуть в самый охраняемый отсек. Если мои расчеты верны и если мои информаторы меня не обманывают [впрочем, они знают, почему этого не следует делать, потому что я достану их даже за стенами лечебницы], то дежурить будет тот, кто хорошо знает меня. Вернее, знает Харлин. Он не сможет застрелить меня на месте, а мне только и нужно, что дать ему понять, зачем я пришла. И почему Джокер должен умереть. Он нажил несчетное количество врагов, но еще большим людям сломал жизнь. Я не первая, и конечно, я не последняя. Мне нужна минутная задержка, чтобы рука охранника дрогнула, я должна поселить сомнение в его душе. И мне это не составит труда. Я ведь все-таки дипломированный психиатр, который знает обо всех темных делишках Джокера, обо всех его забавных маленьких шуточках.
Я знаю всех, кому он сломал жизнь. И они станут прекрасным инструментом, чтобы я привела в исполнение свой план. Это будет очень забавно. И никто мне не помешает, потому что я хочу сделать то, на что не хватает смелости у Бэтмена. Темный Рыцарь считает себя выше этого, но я точно знаю, почему мистер Джей еще жив. Я столько раз наблюдала за столкновением этих двоих, что прекрасно их изучила. Я прекрасно создаю впечатление наивной дурочки, но это не знает, что в этой голове совсем нет мозгов. Может быть они и работают не так, как нужно, а может быть наоборот, это у вас мозги работают неправильно. Безумцы всех умней, так кажется говорят. Летучей мыши необходим Джокер. У него ведь было столько возможностей, столько попыток, чтобы убить Джокера, покончить с его злом раз и навсегда. И его бы никто не осудил, учитывая, что пирожок в свое время забил до смерти одного из Робинов и искалечил Бэтгерл.
Это шокирующая правда. Бэтмен нуждается в Джокере, ну а Джокеру просто нужен достойный враг. В прежние времена, Харли пару раз рисковала и спрашивала, почему Рыцарь ночи еще жив, но в ответ получала лишь новую порцию ударов, такой силы, что потом долго не могла придти в себя. Джокер тоже не раз и не два мог убить своего врага, но этого не делал.
Это извращенный симбиоз, который оба не в силах разрушить.
Но она может.
Я... я могу.

[float=right][/float]Четыре.
Воспоминания. Мой старый костюм. Черно-красный латекс, обтягивающий тело, как вторая кожа. Я поклялась себе никогда больше его не надевать, несколько раз пыталась выкинуть, порвать, уничтожить, но так и не смогла. Он служит мне постоянным напоминанием о том, какой я была. Ничтожной. Презренной. Никто. Ноль. Пустое место. Он усердно втаптывал меня в грязь, смешивал с дерьмом, а я терпела. Потому что любила. Да что там, я до сих пор его люблю. И наверное буду любить всегда. Но чтобы я могла спокойно жить, не оглядываясь. Чтобы однажды могла сама повести свою дочь в школу, я должна сделать это. Не позволяя себе думать. не допускать до сознания мысль, что он изменился, что время в заключении заставило его пересмотреть свою жизнь. Нет, такого никогда не будет. Джокер останется Джокером до самого конца. В нем не осталось ничего нормального, даже уголька, чтобы можно было постараться разжечь костер. Харлин это прекрасно осознает. Харли еще сопротивляется. Я поклялась больше никогда не одевать этот костюм, но сегодня особый день. Я хочу порадовать его, прежде чем спущу курок, смотря в эти бездонные глаза и улыбаясь, в ответ на его широкую улыбку. Да, этот день должен быть идеален. Поэтому я наношу на лицо грим, рисую черным губы и сердечко на щеке. Его идеальная и послушная куколка, преданная марионетка. которая решила, что пришла пора отрезать нити. Пришла пора ей самой думать и действовать.

[float=right][/float]Пять.
Я иду тебя искать, пирожок. В нашем тандеме ты всегда был охотник, ведущий. А я жертва, ведомая. Ты приказывал, я подчинялась. Я отчаянно хотела угодить тебе, выполняла все твои просьбы. Льстила, ластилась, заглядывала в глаза, как преданная собака. А что я получала взамен? Пренебрежение. Ты отталкивал меня, бил, истязал мое тело и мою душу. Теперь моя очередь. Я хотела бы показать тебе, заставить тебя почувствовать все то, через что ты заставил меня пройти. Но у меня нет времени. У меня есть время и шанс только на один выстрел. И я не промахнусь. Ты научил меня. Ты сделал из меня идеальное оружие. Посмотри теперь на свою Галатею. Смотри Мастер, как твоя игрушка тебя убивает.

Все пошло не так с первых шагов.
То есть, я с успехом отвлекла внимание охранников, взорвав одну из опорных башен, при этом четко рассчитав количество динамита и не разрушив башню, и проникнув внутрь. От взрывчатки было больше шума и дыма, чем реальных разрушений. Мне совершенно ни к чему массовый побег психов из Аркхема. Некоторые должны там оставаться при любых условиях. Живыми или мертвыми. У всего персонала самой знаменитой психиатрической клиники штата, а то и всей страны, был четкий приказ — стрелять на поражение, если существует реальная угроза городу. Мне нужно преодолеть два этажа и с десяток коридоров, в каждом из которых меня должен ждать конвой. В каждой руке по пистолету, еще два в ремнях на бедре и голени, и один за поясом, в сумке на плече парочка гранат. Но я иду по пустым коридорам, вглядываясь в каждый поворот, вслушиваясь в каждый шорох. И не слышу ничего. И не вижу никого. Вообще нет охраны, даже минимума, который должен оставаться на этажа в любой ситуации. Аркхэм к чему-то готовится. К приходу зверя. А я выбрала неправильное время. Поднявшись на уровень выше, я слышу крики. Этот голос так знаком. Кричит девушка, надрывно, на грани истерики. Я знаю этот плач, но этого просто не может быть. Перезаряжаю обоймы и, подняв пистолеты, выхожу из-за угла, готовая ко всему. И замираю под взглядом собственных глаз. В них стоят невыплаканные слезы и читается такое отчаяние, что в моей крови вскипает адреналин. Мне приходится пару раз моргнуть, чтобы понять, что у девушки, которую пытаются удержать сразу пятеро охранников, синева моих глаз. И мои черты лица. И его улыбка. Для принятия решения мне требуется секунда. Шесть выстрелов, последний для врача, который пытался вколоть девушке успокоительное, шесть трупов на полу. Я заставляю себя повернуться к ней спиной и продолжить свой путь. Если она не дура, она побежит к выходу. Но если... нет, пожалуйста, пусть она все же не дура. Пусть она спасется. Хотя бы она. Тем более она.

Десять дней. Восемнадцать часов. Тридцать шесть минут. Секунды Барбара уже не считала. Ее взгляд равнодушно скользит по уже опротивевшей обстановке в палате. Голова гудела от огромного количества обезболивающего, но это не помогало унять душевную боль, не помогало принять правду. Девушка вздыхает, проводя рукой по волосам. Она успела отвыкнуть от ощущения собственной беспомощности. Костюм дарил ей эйфорию силы и власти. Она была неуязвима. Тень в ночи. Отныне же Гордон лишь тень себя прошлой. Врачи с обнадеживающими, но до отвращения фальшивыми, улыбками уверяли ее, что шанс есть, что она еще сможет ходить, но рыжая им уже не верила. Перестала два дня назад. Может быть сдалась, а может быть просто перестала дарить себе надежду. Берегла себя от будущей боли, если ей действительно придется провести в кресле остаток жизни. Нет, она не собиралась жалеть себя, но пока единственное о чем она могла думать, это беспомощность. Инвалид. Ей все еще было трудно принять этот факт. Каждое утро она с ненавистью смотрела на свои уже безжизненные ноги и чуть ли не умоляла все небеса, чтобы ей удалось хотя бы пошевелить одним пальцем. Бесполезно. Каждый день приходил физиотерапевт, который делал ей массаж, показывал какие-то упражнения, чтобы избежать атрофии мышц, и избегал смотреть в ее глаза. Гордон старательно запоминала, и также старательно прятала глаза, чтобы никто не увидел, что скрывается в их глубине. Ей хотелось умереть. Все лучше, чем оказаться неполноценной.

Рыжая на локтях аккуратно приподнялась на подушках, чтобы сесть поудобнее, при этом избегая смотреть на свои безжизненные ноги, которые теперь ощущались огромным камнем на поясе, тянувшим ее к земле. Многочисленные трубки тянулись от вен на руках и носа к стойкам с растворами, которые поддерживали сейчас жизнь в бывшей Бэтгерл. Даже в ее голове это звучало ужасно. Равномерный писк приборов действовал на нервы. От смешения ароматов цветов с запахом латекса от многочисленных воздушных шаров кружилась голова. Сочувственные перешептывания медперсонала, когда они думали, что она спит, действовали на нервы и раздражали до зубного скрежета. А от взглядов и слов поддержки членов семьи и друзей становилось только хуже. Ей хотелось побыть одной, чтобы смириться. Когда-нибудь она научится шутить над своим состоянием, но определенно не сейчас, как воспоминания так свежи. У двери ее палаты дежурили полицейские. К тому же Бэтмен установил дополнительные меры безопасности, чтобы никто лишний не смог проникнуть внутрь. Стоило только кому либо переступить порог ее палаты, как сканеры тут же передавали сигнал в Бэтпещеру, фиксируя каждого гостя. Их общая паранойя никогда не была достаточной. Они даже не могли ответить на один вопрос — приходил ли Джокер к Бэтгерл или к Барбаре Гордон, дочери комиссара Гордона, известного соратника Бэтмена. Рыжая знала, что ответ этот важен. От этого зависела сохранность ее личности, а может быть и всех остальных, но не могла найти в себе сил, чтобы волноваться по-настоящему. Джокер пришел за ней, сломал ее и издевался.
Днем Барбара держалась. Ей даже удавалось улыбаться и шутить, поддерживать своих родных и друзей, которые приходили поддержать ее. Ей удавалось уверить их, что все в порядке, и они ей верили. У них просто не было иного выбора. Они просто сами хотели ей верить. Рыжей даже иногда удавалось убедить саму себя. Но хуже всего приходилось ночами. Не помогали даже снотворные. Потому что тогда приходят они. Кошмары. Местный психиатр нарочито веселым тоном убеждал девушку, что все это пройдет. Рано или поздно. Требуется время, чтобы такое травмирующее событие стерлось из памяти. Вот только рыжая была уверена на сто процентов в одном факте. Ей не забыть. Она обречена дергаться до конца своих дней, даже слыша обычный смех. А в голове еще долго будет отдаваться эхо маниакального смеха Джокера, когда он пытал ее и издевался. К счастью, события той ночи все еще оставались, как в тумане. Какие-то вспышки. Расплывчатые образы. Боль. Барбара искусала губы в кровь, чтобы не давать психопату возможности наслаждаться ее криками, но в определенный момент все же проявила слабость. Джокер не торопился, потому что знал, помощь не прибудет. И он был прав. Гордон даже не знает, сколько времени провела без сознания до того момента, когда ее обнаружили. Часы. Дни. Она потеряла много крови, и была на краю гибели. Ее вытащили в последний момент. Врачи признавали, что это чудо. Ее тяга к жизни была слишком сильна. Бэтгерл не сдается. Вот только неизвестно теперь, хорошо это или плохо. Она действительно осталась в живых. Или это была лишь иллюзия жизни, кто теперь может ответить на этот вопрос.

Барбара Гордон дергается, когда дверь в ее палату резко открывается, но когда в проеме вырисовывается знакомая фигура, не может сдержать улыбки, робкой, но настоящей. Ей приходится пару раз моргнуть и даже протереть глаза, чтобы убедить себя, что это не сон. С трудом сдерживается, чтобы не ущипнуть себя украдкой. Кто посмел уведомить его о том, что с ней произошло? Сразу же зачесались кулаки. Нет, она совершенно точно не собирается сдаваться.
Тони? — голос звучит хрипло, чужеродно. Дверь за мужчиной закрывается, но Барбара свободно выдыхает, она ни с кем его не перепутает. Это действительно мистер Старк, кому расскажи, не поверят, — Кто меня сдал? — она разводит руками, обводя площадь ее индивидуальной палаты и смеясь, но только хорошо знающий ее человек мог стопроцентно сказать, что это не искренне. У нее нет ни единой причины радоваться жизни.
Или тому, что теперь является ее жизнью. Неважно.

Все началось слишком хорошо, так что никто особо не удивился, когда дела пошли хуже не бывает.
Это, можно сказать, закон всех поисков. Поэтому Перси не сильно этому удивился. И даже собственно говоря, был к этому готов. Годы тренировок не прошли зря. Сосчитать монстров с первого раза у Джексона не вышло, так много их было. И конечно, как и всякие уважающие себя монстры, эти не собирались стоять ровно и ждать, пока сын морей сначала их сосчитает, а после каждого в порядке очередности и по списку развеет на пыль и отправить обратно в Тартар, где им самое место.
Ловушка, конечно. К несчастью для монстров, они будут иметь дело с сыном Посейдона и сыном Юпитера. Перси уже чувствовал, как изменился ветер, что говорило о том, что Джейсон готов к славной битве. В этой части штата ему еще бывать не доводилось, но он точно знал, что буквально в десятке метров от них протекала очень симпатичная речка. И хотя морская вода подчинялась ему не в пример лучше, вода есть вода, в любом случае. Определенно, место для засады было выбрано не очень удачно. Впрочем, монстры никогда не отличались умом и сообразительностью. Ну или просто не думали, что им придется иметь дело с сыном Посейдона, такой вариант нельзя списывать со счетов. В остальном-то они подготовились вполне неплохо.
А что, стадию переговоров мы уже прошли? Может быть мы расслабимся, присядем, все обсудим, - рычание монстров стало очень красноречивым ответом. - Ну нет так нет. Может быть тогда кто-то хочет сразу сложить оружие и сдаться? - пожалуй, этой звук можно даже с изрядной долей фантазии назвать смехом. - И не говорите потом, что мы не предупреждали. Привет папочке-Тартару, - в руке у Перси тут же оказался верный меч, который был не вызывающей никаких опасений ручкой еще мгновение назад. - Мои те, что слева. Заскочим потом куда-нибудь перекусить? - последнее уже обращаясь к Джейсону.
Прозвучавший в ответ раскат грома Перси расценил, как согласие.
И бросился в бой.

Несколько часов назад.
Встревоженный Хирон поведал им о недавно полученном сообщении с мольбой о помощи. Сообщение пришло с почтой Ириды и было совершенно размытым и непонятным. Даже мудрый кентавр не понял всего, кроме главного. Полукровка в беде. Но не отправиться хотя бы проверить кентавр не мог. Шанс, что полукровка попал в беду был велик. Полукровки - просто ходячий магнит для монстров, вкуснейшая закуска, как тут удержаться. Но все же, зря рисковать Хирону не хотелось, сатиры могли не справиться, если что-то пойдет не так. Поэтому решено было отправить пару полубогов. Добровольцев, как и следовало ожидать, было хоть отбавляй. Конечно, громче всех кричала Кларисса, и именно поэтому, Перси убежден, ее и не отправили на это задание. В итоге, выбор их учителя пал на Перси и Джейсона. Он рассудил здраво, что когда не имеешь представления, что тебя ожидает впереди, какие именно опасности, лучше всего выдвинуть наибольшую силу. А оба парня были детьми Большой Тройки. Они не возражали и, конечно, готовы были отправляться в путь прям вот сейчас.
Проще не придумаешь. Добраться до места, все проверить, забрать полукровку, если он там, конечно, есть, а если и есть, то жив. Но в душу Джексону почти сразу стали закрадываться подозрения, что никакого полубога они там не обнаружат. И вообще, он решил побыть немного наивным, и надеялся, что это ложный вызов. Боги они по прошествии лет стали слегка с прибабахом, да и, будем откровенны, в древние времена не могли похвастать идеальным душевным здоровьем, может быть Ириду просто закоротило. Когда Перси видел богиню в последний раз, она произвела на него неизгладимое впечатление, от чая еще долгое время во рту был неприятный вкус, а кексики можно было использовать как оружие массового поражения. Так что он вполне мог поверить в то, что радужная богиня и ее помощница съехали с катушек окончательно. Луна в седьмом доме, или что там обычно астрологи говорят в таком случае. И она повторила, несколько извратив, переданное много раньше сообщение. А значит, они с Джейсоном просто прогуляются, полюбуются красотами штата, и вернутся в Лагерь к обеду.
Но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Джексон сделал глоток из бутылки, которую чуть раньше достал из своего рюкзака. Солнце весело припекало с небосвода, что сразу напомнило о всех встречах с лучезарным Апполоном. Поморщившись, Парень убрал бутылку обратно и покрутил головой, разминая шею. Они шли уже битых два часа, что не могло сказаться положительно на настроении полубога.
Окей гугл, дальше куда? - Перси вопросительно посмотрел на Джейсона, с очень умным лицом изучающего карту с отмеченным крестиком местом, где они должны были оказаться еще час назад, по расчетам кентавра. - Признай, что мы заблудились. Не хочу быть этим человеком, но ведь я предлагал туда полететь. Пират очень расстроился, что мы его не взяли... - договорить Перси не дали, так что никто так и не узнает, как сильно расстроился его черный пегас. Монстры появились со всех сторон, словно сидели и ждали, когда сын Посейдона начнет возмущаться.

Агата Харкнесс достаточно стара, чтобы помнить события происходившие за 500 лет до погружения Атлантиды на дно моря. Её истинный возраст до сих пор неизвестен. Будучи ещё молодой блондинкой, она столкнулась с сообществом вековых ведьм и присоединилась к ним. Она была могущественной волшебницей в одной из деревень Новой Англии - Новом Салеме, а позже стала стала первой дамой этого селения или, проще говоря, предводителем.
Агата была вовлечена в переворот различных волшебников, направленный против властей, убивающих ведьм. Она внесла значительную лепту в сообщество ведьм, избавив его от тех, кто не мог защищаться. Тот факт, что обитатели Нового Салема называют других людей смертными, говорит о том, что они имеют более продолжительную жизнь чем обычные люди.
Имя мужа Агаты неизвестно, как неизвестно и то, является ли фамилия Харкенесс фамилией её мужа или её собственной девичьей фамилией. У Агаты и её мужа было только один ребёнок, колдун, известный позднее как Николас Скратч (вполне вероятно, что это имя является вымышленным). Николас Скратч имел множество жён, от которых у него было много детей, которые в последствии прославились как Салемская Семёрка: Брутакус, Газель, Гидрон, Рептилия, Торнн, Вакум и Вертиго.
В конечном счёте, Агата Харкнесс оставила Новый Салем, чтобы связаться с людьми из внешнего мира ещё раз. Она переехала в особняк в Виспер Хилл, находящийся в горах Адирондак, неподалёку от штата Нью-Йорк, США. Там с ней связался Рид Ричардс, лидер Фантастическая Четвёрки. У Ричардса и его жены Сьюзан не так давно появился сын по имени Франклин, и изучив способности Агаты они заинтересовались в её помощи. Из-за того, что Рид и Сьзан вели жизнь супергероев, которая подвергала опасности не только их жизни, но и жизни их близких, они попросили, чтобы Агата позаботилась о Франклине во время их отсутствия и защищала его от возможных нападений их врагов. Сначала, Агата не хотела становиться няней для Франклина, но изменила своё мнение, когда узнала кем были его родители.
Когда герои впервые принесли Франклина к ней домой, на Виспер Хилл, она предложила им остаться на ночь, поскольку уже было слишком поздно для возвращения домой. Как только Существо и Человек-Факел уснули, их обоих схватила Ужасная Четвёрка. Злодеи вскоре захватили и остальную часть Фантастической Четвёрки, но Медуза, которая была четвёртым членом Ужасной Четвёрки решила помочь героям, так как знала план суперзлодеев. После кратковременной борьбы она также была нейтрализована с помощью клея Трапстера. Но троица вскоре столкнулась с Агатой Харкнесс, и, к сожалению, недооценила её. Агата предупредила, что её кот, Эбони, могущественнее их всех, но Волшебник проигнорировал её предупреждение и напал. Кот превратился в огромную пантеру и вынудил его бежать через окно, после чего Волшебник врезался в дерево и потерял сознание. Песочный Человек и Трапстер напали мгновение спустя, но Агата превратила Песочного Человека в скалу и использовала волшебство, чтобы внушить Трапстеру будто освободившийся Существо был ужасным монстром и демоном, и Трапстер от страха упал в обморок.
Остальная часть Фантастической Четвёрки вскоре убрала все следы Ужасной Четвёрки в считанные минуты с помощью Агаты. Они бросились разыскивать пропавшего Франклина и нашли его мирно спящим, под опекой Агаты. прежде чем они также забылись сном по её воле, Бен Грим случайно обнаружил на краю стола старую книгу, "Истории Старого Салема". Агата упрекнула его за то, что он взял эту книгу, и подкрепила свои слова тем, что рассказала ему насколько могущественной ведьмой она была. Мгновение спустя, Бен был перемещён в свою комнату.
Позже, Агата и Франклин был захвачены и переправлены в Новый Салем, главой которого теперь был её сын, Николас Скратч, который люто ненавидел свою мать. Фантастическая Четвёрка прибыла немного позже и тоже была захвачена. Харкнесс подвергли испытанию, чтобы доказать, что она общалась с посторонними людьми и рассказала о существовании Нового Салема миру, хотя на самом деле Агата держала его существование в тайне. Фантастическая Четвёрка бежали из их камер, победили Салемскую Семёрку и отыскали Харкнесс в тот момент, когда её смертный приговор уже практически был приведён в исполнение. Рид Ричардс рассказал, что она никогда не говорила им о Новом Салеме и что Фантастическая Четвёрка никогда не нашла бы город, если бы Николас Скратч не похитил Франклина. Жители Нового Салема поняли, единственным предателем среди них был Скратч. Он был изгнан в другое измерение, а Фантастическая Четвёрка, Харкнесс и Франклин покинули Новый Салем и вернулись домой.
Некоторое время спустя, Харкнесс, Франклин и Фантастическая Четвёрка вновь посетили новый Салем, когда Николас Скратч, из измерения в котором он находился, взял под свой контроль сознание почти всех его жителей. Салемская Семёрка одолела Фантастическую Четвёрку, но Франклин, который обладал скрытыми псионическими способностями огромной силы, освободил жителей Новго Салема от действия заклинания Скратча.
Салемская Семёрка и пленённые ими Фантастическая Четвёрка с помощью волшебства перенеслись в Нью-Йорк, откуда Салемская Семёрка планировала вернуть Скратча на Землю. Из своего измерения Скратч взял под контроль сознание Фантастической Четвёрки, но Франклин вновь разрушил его заклинание и Скратч вынужден был оставить Чётвёрку в покое. Харкнесс использовала свою волшебную силу, чтобы лишить Салемскую Семёрку их силы и выслать назад, в Новый Салем. Также она сотворила заклинание, затянувшее Скратча ещё дальше в его измерение. Тем не менее, некоторое время спустя, Вертиго повернул против Харкнесс остальных 665 (вместе с Вертиго их было 666) жителей Нового Салема. Салемская Семёрка вернули свои силы и схватили Харкнесс, которую казнили путём сожжения.
Дух Харкнесс связался с Алой Ведьмой, заставив её отправиться в Новый Салем вместе с её мужем, Вижном. Там они были захвачены шестью из семи членов Салемской Семёрки и вступили в схватку с седьмым её участницей, Вертиго, которая завладел силой всех 666 обитателей Нового Салема. Вижн победил ей, в результате чего Вертиго потеряла контроль над силами сообщества. Алая Ведьма попыталась направить магическую силу, вырвавшуюся на волю, в скалу. Дух Агаты Харкнесс появился и сообщил ей, что использовать силу можно также, как и направлять. В результате, магическая сила была направлена в скалу и заставила её взорваться.
Месяцы спустя, Алая Ведьма, живущая теперь с Мстителями Западного Побережья, обнаружила некоторые трудности со своими детьми, Томасом и Уильямом. Агата Харкнесс необъяснимым образом ожила, и предложила следить за детьми в качестве гувернантки. Агата вскоре поняла их истинную природу: будучи изменениями реальности, мальчики существовали только когда Алая Ведьма думала о них. Когда Повелитель Пандемониум похитил детей, обнаружилось, что они были всего лишь осколками демонического существа Мефисто.
Харкнесс отправилась к Мстителям в сопровождении Эбони, её черного кота. Одновременно с этим, она послала оригинального Человека-Факела (вполне вероятно, что это был не Джонни Шторм, прим. М) на поиски, чтобы вернуть оставшиеся части души Мефисто. Когда все осколки души были собраны, Мефисто появился и вступил в столкновение с Мстителями. Тогда Харкнесс закрыла ту часть памяти Алой Ведьмы, которая содержала мысли о её детях, заставив тем самым осколки исчезнуть, что послужило временному поражению Мефисто. Харкнесс остался с Мстителями, помогая Алой Ведьме оправиться от множества травм. Также она помогала Тигре, которая была преобразована в свою более кошачью форму из-за связи с демонами Людьми-Кошками.
Агата Харкнесс была также одним из земных волшебников во время Бесконечной Войны. В тоже время стало известно, что Агата гораздо старше, чем кажется.
Харкнесс вернулась домой, на Адирондак, и позже обучала Алую Ведьму, когда тат обратилась к ней за помощью, чтобы Агата помогла ей понять её способности и потенциал волшебницы. Харкнесс рассказал Ванде о истинной природе ей способностей, объяснив, что Ванда является мутантом, способным направлять мистическую энергию, а также о том, что она инстинктивно использовала эту способность, чтобы направлять подземную Магию Хаоса, которая заставляет происходить странные и маловероятные вещи. Далее она посоветовала Алой Ведьме полностью вернуть призрачного Чудо-Человека к жизни. По-видимому, как только Алая Ведьма адаптировалась к новым аспектам её силы, она вновь покинула Агату и вернулась к Мстителям.
Некоторое время спустя, Алая Ведьма пережила нервный срыв, когда воспоминания о её детях восстановились. Она была готова в гневе убить каждого, кто напомнит ей о смерти её детей. Её первой жертвой стала Агата Харкнесс: Алая Ведьма убила её, когда та попыталась успокоить девушку. Тело волшебницы было обнаружено некоторое время спустя Ником Фьюри и агентами ЗАЩИТЫ. Когда Фьюри увидел Агату, он понял, что она была мертва уже довольно давно.
День М также сыграл в жизни Агаты Харкнесс не последнюю роль. После слов Алой Ведьмы - "Больше никаких мутантов", реальность была перестроена во второй раз. Алая Ведьма воскресила некоторых убитых ею героев, а также и Агату, которая теперь стала её тётей, с которой она обосновалась в маленькой неприметной деревне вдалеке от Америки. По-видимому, Ванда стёрла и создала вновь не только свою память, но и память Агаты Харкнесс.

Пять месяцев. Одна неделя. Четыре дня. Двадцать один час. Пятнадцать минус. Три секунды. Четыре секунды. Время тянулось невыразимо медленно. Я знала наизусть каждый угол своей камеры. Небольшое помещение. Шесть шагов на семь. Пуленепробиваемое стекло вместо одной стены. Узкая кровать около другой. Разбросанные по полу кубики, которые использовали в качестве тренажеров. Стол и стул, где обычно оставляли обед. Как иронично. Сбежать от иллюзорных оков и ограничений, наложенных Братством, чтобы попасть в лапы настоящих чудовищ, которые заперли нас в клетки и каждый день ставили эксперименты. На моих руках уже не было живого места, чтобы делать инъекции, но они находили. Каждый раз. Я уже даже не морщилась. Чего стоит физическая боль, если я не могу даже видеть своего брата. Это убивало не хуже ножа или разрядов тока. К этому можно привыкнуть, поверьте. Это не так больно_ страшно, если сравнивать даже с мыслью о том, что они убью Пьетро. Я теряла остатки здравого смысла, когда думала об этом. Это единственная область, в которой я не умею врать. И вряд ли когда-нибудь научусь.
Довольно скоро они поняли, как именно добиваться от нас наилучших результатов. На первом месте для меня стояла не моя собственная жизнь, а его. Они поняли, на какие точки давить и как. У меня не было выбора. Я покорно шла на их испытания. Кусала губы, сдерживая крики от боли. Впивалась ногтями в ладонь, надеясь отвлечься. Я даже не сразу заметила изменения. И не сразу научилась контролировать новые способности. Они изменились. Я по-прежнему чувствовала связь с хаосом, знала, что не потеряла это, но что-то стало другим. Я едва не сошла с ума, когда в мою голове впервые проникли чужие мысли, не имеющие никакого отношения к моему брату. И после, когда меня учили_ заставляли проецировать. Единственный плюс, я теперь действительно могла хотя бы разговаривать с Пьетро. Его разум был труден к прочтению даже для меня. Стремительный, как и он сам. Вот только его разум словно стремился к моему также, как мой к нему. Я даже на минуту представила, что он рядом со мной, что его руки обнимают меня. Но все это было лишь в моей голове. Я прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза, считаю до десяти, просчитываю вероятности.

Возможно, когда-нибудь, я скажу ГИДРе спасибо. Они расширили диапазон моих сил. Не знаю как. Не уверена, что это в принципе возможно. Я должна была погибнуть, но по-прежнему дышу. В моей голове теперь десятки голосов перебивают друг друга. К счастью, радиус действия моей телепатии небольшой, всего лишь несколько метров от моей клетки, от меня, что включает только тех, кто проходит мимо. И думает слишком громко. Штрукер воодушевленно убеждает, что вскоре расстояние не будет для меня преградой. Что я подобно гончей смогу выслеживать разум на расстоянии. Мне хватает ума просто улыбаться и кивать ему, не спорить. Он опасный человек, гораздо хуже Магнето. И хотя мое желание размозжить ему голову велико, мне остается только вежливо опускать глаза. Я должна быть на сто процентов уверенна в себе. Да и смогу ли я действительно убить его. Хватит ли мне сил сделать это, а не сдать в последний момент. Не отступить.
... Она меня пугает... Скорее бы покинуть базу... Дочка и жена заждались меня уже...
Зря мы это делаем...
Гореть мне в аду...
А на ужин приготовлю курицу с картошкой...
Вжавшись в угол моей камеры, зажимаю руками уши, надеясь заглушить голоса в голове. Но мой план проваливается. Гул лишь усиливается. Я ненавижу их всей душой. Не знаю как, но им все же удается. Я и так в теории была одной из сильнейших, теперь же они делают из меня оружие, день ото дня. Они угрожают моему брату. Говорят, что убьют его, если я не справлюсь, но скоро я с легкостью считываю страх. Они не тронут Пьетро, прекрасно осознавая, что я буду сдерживаться ради него. Меня они боятся. Правда, стоит ли этим гордиться. Достойна ли я нести такую силу. Что, если я не справлюсь? Справлюсь, просто не могу иначе. Я не могу допустить, чтобы мои силы вышли из-под контроля. А что, если он все же пострадает. Я не уверена на сто процентов, что у Пьетро есть иммунитет к моим силам.
На краю сознания слышу зов.
Перевожу затуманенный взгляд на стекло и улыбаюсь уголками губ. Я знаю, кто приближается. Он приходит, когда у него выпадает свободная минутка. И когда он думает, что мы спим. Он смотрит на нас и ничего и никогда не говорит. Молчаливая и угрожающая тень. Вот только его мысли не секрет для меня. Он такой же пленник, как и мы. Вот только он не знает, что значит быть свободным. Они пичкают его какими-то лекарствами так, что он не помнит своего имени. Они сделали из него машину для убийств, которая хладнокровно выполняет их приказы, не задавая лишних вопросов.
Близнецы, мы, должны были стать точно такими же идеальными солдатами. Вот только что-то все время ломалось, не позволяло достичь своей цели. Возможно, осознание того факта, что мы еще были друг у друга. Я могла рассчитывать только на Пьетро.
Зимний Солдат, — несколько невнятно бормочу я, прислоняясь щекой к стеклу, прижимая ладонь к холодной поверхности, — Джеееймс Барнс, — я растягиваю гласные, следя за его реакцией. Стекло приглушает мои слова, но разве в этом дело, когда речь идет о телепатах. Он прекрасно меня слышит. Поворачиваюсь спиной к стеклу, подтягиваю колени к груди и обнимаю их. Мне очень сильно не хватает Пьетро рядом. Он всегда помогал мне справляться с моими способностями, а что мне делать без него? Я не умею, я не смогу.
Красная молния срывается с кончиков пальцев и стремиться к голове Джеймса Барнса, который уже давно находится на перепутье. Его нужно лишь немного подтолкнуть. Он на нашей стороне. Как минимум, не против нас. Возможно. даже сочувствует, зная правду. Кроме нас с братом, были еще "добровольцы". Парочка мутантов, но в основном люди. И все погибли. В живых остались только мы. Вот только повод ли это для гордости?
Где-то в соседней клетке беснуется Пьетро. Я стала острее его ощущать, словно он — это мое отражение.

Курякин нервно усмехнулся.
— Думаю, вы сами понимаете, агент Хилл, что мне незачем лгать, – вспомнив манеру, с которой говорил Соло, Илья с неохотой применил её, – это мне попросту не выгодно.
Они отлично изучили друг друга за годы совместной службы, и, конечно, многому друг у друга научились. Не в буквальном смысле, конечно. Русский никогда бы не выдал ковбою секрет «поцелуя в ушко».
— Что?.. – Илье показалось, что он не расслышал, потому что сказанное Марией было очень похоже на абсурд. Абсолютно невозможно. Курякин сдвинул брови и слушал женщину, слегка нахмурившись. Она говорит это, чтобы выбить его из колеи. Враг он и есть враг, несмотря на то, что А.Н.К.Л. не подчинялось одной конкретной стране, и агенты этой организации действовали не столько во благо своих государств, сколько во благо мировой безопасности, и этим затмевали все остальные разведшколы. Илья не слышал о возможности менять внешность настолько точно (вероятно, это было возможно, – думал агент, – хороший грим и копирование манер... но все-таки), поэтому считал, что в данном случае глупо подозревать его в обмане. Если он не он, то кто тогда? Курякин искренне сомневался, что его смогли бы пропустить внутрь здания этой организации, не обнаружив бомб, электроники, оружия и тому подобного. Информацию можно добыть и другими, менее грубыми путями, чем столь невежественным внедрением. Хилл перестрахуется. Ну да ладно. Как говорила мама, лучше перебдеть, чем недобдеть.
А что, если она не лжет?
Что, если его страны больше нет? И как это «нет»? Курякин холодно посмотрел на Марию и сильно сжал ладони, сцепленные в замке, но дрожь никуда не исчезла. Чёрт побери. Нет, агент Курякин. Не смей показывать слабость перед американской агентурой. Перед женщиной, в конце концов. Никаких поспешных выводов. Сначала нужно найти необходимую информацию, подтвердить или опровергнуть слова Хилл, а затем... Затем действовать по обстоятельствам.
Курякин отреагировал на слова Марии Хилл молчаливым неодобрением и ясно читающимся во взгляде сарказмом. Не на ее слова, нет-нет, они были подобраны замечательно, грубо говоря, но вот то, что в них содержалось, ему не понравилось. Да никому бы не понравилось.
Группа агентов прошла в здание. По пути Илья заметил несколько блок-постов и больше пяти групп охранников, распределившихся по территории так, чтобы Курякин и прибывшие вместе с ним находились под наблюдением.
А как же угроза извне, если его появление – всего лишь отвлекающий маневр?
Интересно, сколько сотрудников в штате «Щита» сейчас? Оу, оказывается, это аббревиатура. Илья заметил надписи на здании. Их было много, этих надписей. Они вообще повсюду были. Словно организация таки образом помечала «свое». Американцы.
Медотсек? Серьёзно? Курякин практически с ненавистью посмотрел вслед Хилл, затем перевёл взгляд на агента, которого к нему приставили. Ростом он был невысок, и, несмотряюна крепкое телосложение, просматривал на Илью с опаской и стыдом за то, видимо, что выдал свой страх. Можно считать этого парня неким жестом доверия со стороны директора Щ.И.Т.а? Справиться с ним было бы не трудно, если бы Курякин захотел уйти. Но сейчас ему была необходима помощь, поэтому он достаточно спокойно пошёл к медикам. Нет, не медицинская помощь, о чем он сразу сообщил этим самым медикам. Они, зачем-то измерили его давление, прощупали на наличие повреждений и вывихов, а скорее на наличие жучков или чипов, или что там ещё они за пятьдесят лет выдумали.
— Нет, – твёрдо произнёс Курякин, глядя на шприц с какой-то прозрачной жидкостью внутри. Ему ложились и клялись, что это для УЗИ, но даже если и так, то никакое УЗИ ему не нужно. Оделся в то, в чем был на задании, и вышел за дверь, где его ждал все тот же агент Морган.
— Отведите меня в комнату, – попросил Курякин, и на возражение агента лишь снова повторил свою просьбу, уже не так мягко. Тот повёл его сначала к лифту, затем по длинным коридорам. Все в металле, все так... Безжизненно. Красиво, но безжизненно. Ни цветка, ни пресловутого папоротника. Не люди, а машины, почти не проявляющие эмоций. Эй, Илья, это ты не про себя?
— Вот, прошу, – агент Морган указал на дверь и показал Курякин, как пользоваться магнитным ключом.
— Спасибо, – сдержанно произнёс Илья и захлопнул дверь перед носом низкорослика. Осмотр комнаты не занял много времени: камер и жучков в ней не было. И на том спасибо. Илья подошёл к столу, на котором стоял плоский экран и нажал на клавишу... Э... Клавиатуры? Переносной печатной машинки? Экран загорелся. Перед лицом Ильи мелькала цветная надпись «Google» и он медленно набрал слово «СССР», по надписи «введите запрос или url» догадавшись, что это нечто вроде поисковой системы. Нажал «ввод», открылась первая, как мы могли бы догадаться, ссылка на русскоязычный ресурс. Илья опустился на стул, внимательно вчитываясь в текст. И чем больше он узнавал о своей стране, чем мрачнее выглядел.
— Что же это такое... Что же... Как это... Как можно... – бормотал агент, когда статья кончилась. Неужели директор Хилл ему не солгала, и это все правда? Вот так вот – щелк! – и нет огромной страны. И он что, теперь... Россиянин? А как же... Что за кошмар ему снится? Илья медленно поднялся на ноги, подошёл к кровати и рухнул на неё. Ножки выдержали почти стокиллограммовое давление и не подломились. Илья притянул к себе подушку, которую прижал к лицу – со всей силы.
И никто не услышал, как он кричал.
Что ещё он переживал?
Как реагировал?
Никто и никогда об этом не узнает.
Потому что, когда в дверь поступали, Илья вышел из уборной, умывшийся водой из-под крана и более-менее свежий. Он был собран, спокоен, и ничто не выдавало в нем человека, потерявшего Родину, семью, друзей и все, что ему было дорого.

Несмотря на всю абсурдность и безысходность ситуации, Кассандра чувствовала себя в своей тарелке. Благодаря годам, проведенным рядом с матерью на раскопках, и своему происхождению, она была выносливее, чем любая другая девушка ее возраста. Ползать на коленях по грубому щебню, тщательно и аккуратно раскапывая предметы древности или ритуальные захоронения, когда солнце беспощадно палит с небосвода и ни облачка не видно на горизонте, — для нее было сродни отдыху. Сейчас же и вовсе сравнимо с приятной прогулкой с друзьями, если убрать за скобочки все если. Она запретила себе думать о плохом. Титаны живы, может быть где-то рядом есть еще один остров, куда их выбросило после побега от Жатвы. Завтра рано утром, когда все ее раны затянутся и после продолжительного отдыха, они возобновят поиски, уже с воздуха, чтобы ускорить процесс.
— Что? Ты... ты... как ты посмел?! — но злости в себе Кэсси не находила. У нее просто сил на это чувство уже не осталось, так сильно она была вымотана всем происходящим, да и к тому же, будем откровенны, она не относилась к тому типу девушек, кому есть, что скрывать или чего стесняться. Она была полностью довольна своим телом, да и рада была получить подтверждение тому, что у нее нет серьезных, скрытых ран, которые проявились бы позже. А это действительно мелочи, ребра затянутся к утру, а нога, если и будет беспокоить еще какое-то время, то по-крайней мере должны пройти боль и хромота. И пусть девушка храбрилась, наступать на ногу было чертовски больно. Она даже пожалела, что не послушалась совета и не носила с собой немного амброзии или нектара — еда и напиток богов, смертельные для обычных людей, но столь целебные для божественных отпрысков. Тогда ее раны затянулись бы в считанные минуты.
Ничего удивительного, что вскоре Кон с ней поравнялся, а после и вовсе опередил, и не стал тянуть время зря, когда разделся и нырнул в прохладные воды озера. Надо признать, его создатели определенно постарались, создавая Супербоя, невольно она им даже залюбовалась, смотря, как играют мышцы под абсолютно гладкой, без единого шрама коже. Она ему даже позавидовала, ее собственное тело было самой настоящей картой ее приключений. И глубокие порезы, и проникающие раны, и ожоги, и даже огнестрельное ранение. Быстрая регененерация — это безусловно плюс, вот только она не безупречна. Раны затягиваются, но не бесследно, и с этим нужно жить. Впрочем, не все было так плохо. Большую часть было практически незаметно. А наиболее уродливый внизу живота [от копья, кстати, но это уже совсем другая история] прикрыла татуировкой.
Кон явно наслаждался собой и ситуацией. Он окатил ее волной холодной воды, и тут же уплыл так далеко, чтобы она не могла его достать.
— Нужно было оставить тебя в динозавре, — негромко проворчала Кассандра, но скорее уже на автомате, просто чтобы не терять лицо перед ним и держать себя в тонусе. Подняла с земли костюм и, скомкав его, кинула как можно ближе к парню, оккупировавшему водопад. Хорошая идея кстати. В отличие от Супербоя, раздеваться Кассандра при нем не планировала, поэтому в воду нырнула также рыбкой, но в полном костюме, преследуя сразу две цели. И постирает его, и не доставит парню такого удовольствия, пусть он и успел просветить ее рентгеновским зрением, маленький извращенец.
Проплыв под водой пару метров, Кассандра вынырнула и легла на спину, позволяя своим мышцам немного расслабиться. Ребра отозвались сладкой болью. Запускает руки в волосы и массирует кожу головы, смывая сопли динозавра и черт знает что еще попало на ее волосы, пока они пробивались из подземелий. Как только с этим было покончено, размеренно доплывает до противоположного берега озера, где приметила небольшую бухту, которая могла гарантировать ей немного так необходимого уединения.
— Когда закончишь, разожги огонь, — крикнула парню, который уже должен был завершить свои. Убедившись, что задание понято и обрабатывается процессором, Кэсси заплывает в бухту и устраивается на камне, расстегивая молнию на костюме. Ее плечи предательски опускаются, ей кажется, что ее поставили вместо Атланта и теперь на ее плечах вся тяжесть мира. Она была на пределе, но не имела права сдаваться. Синяки на ее теле уже заметно побледнели и выглядели как недельной давности, все ссадины затянулись. Даже жаль, что она не дочь Посейдона, вода исцелила бы ее. Тут же виновато посмотрела на небо, ожидая гнева Зевса, но ничего не последовало. Очевидно, ее отцу было не до переживаний дочери, как и обычно. Без горячей воды и ароматных гелей для душа — водные процедуры не приносили привычного удовлетворения, но она по-крайней мере смысла с себя этот день, а после развесила костюм на нагревшемся камне, чтобы он немного просох в заходящих лучах солнца. Где-то минут через десять натянула на себя все еще слегка влажную ткань и пробует невысоко взлететь. Ей всего-то нужно, что перелететь озеро и присоединиться к Коннору. В джунглях ночью бывает очень холодно. Остается надеяться, что он успел разжечь костер. Но потом ей в голову приходит, что им не помешает перекусить, поэтому девушка решает сделать небольшой крюк, чтобы собрать фруктов. К ее счастью, этого добра на острове было полно. Она ничуть не удивилась, когда нашла банановую пальму по соседству с грушевым деревом и виноградником. Такое чувство, что кто-то просто собрал на этот острове все возможные растения на земле. Вот только с какой целью. Набрав всего вдоволь, она медленно подошла к ранее присмотренной поляне. Супербой уже был там.
— Я тут кое-что принесла нам, перекусить, — аккуратно складывает все перед парнем и скрестив ноги, садится рядом с ним.
Это был очень длинный и странный день. Невольно девушка растерянно вздыхает, завороженно смотря на огонь.

После драки всё остальное
как будто звучит слишком тихо в жизни.

  Мы всегда совершаем глупости ради другого человека из - за привязанности, или из - за любви. А может просто из чувства долга, мы можем пойти на что угодно, это неконтролируемое чувство на уровне инстинктов. Ведь жизнь может приподнести сюрпризы, и хорошие и плохие. Но ты помнишь, где - то глубоко, человека который был для тебя всем, для которого ты многим жертвовал, даже смог отказаться от него, ради него же. Только такие люди, становятся ниточкой к прошлому, к настоящему, потерянному я. Жизнь делится на до и после. Только по доброй ли мы воле, все это испытываем? Почему так многое в жизни происходит именно против нашей воли, как будто мы где - то проширафились, и тепеть будем платить за все это до конца жизни. Хотя сказать по правде каждому из нас есть, за что платить.
  Жизнь Куина, была наполнена событиями, которые сломали бы любого, но он наоборот каждый раз словно возраждался над проблемами, идя дальше, принос все новые и новые жертвы, на алтарь жизни. Оливер давно уже понимал, что его жизнь, всегда была подводящей к какой - то цели. Он до сих пор помнит те моменты, когда он наслаждался жизнью,  жил на полную катушку. Не думал о завтрашнем дне. Как будто завтра не существует, сегодня последний день его жизни. И так было достаточно долгое время, беспечность, так сказать ни о чем не задумываясь, и вроде так было легче, и намного проще. Не было смысла во всей этой ерунде, но он просто изменился стал другим человеком.
  Жизнь на острове стала для него чем - то переломным. Нет разумеется стоит понимать, что любой человек окажись в подобной ситуации врят ли принес что - то радужное, и хорошее. Ведь когда главным твоим занятием становиться выжить, то ты шлешь на различные жертвы ради этого. Да хоть других людей есть, главное жить, и врет тот человек который говорит, я готов на самопожертаование ради другого. Все мы эгоисты и боимся за свою задницу только в разной мере, кто - то в большей кто - то в меньшей. Главное иметь
стимул, чтобы продолжать жить. Таким стимулом для Оливера стала жажда отомтить за все происходящее, правда тогда он не знал через какое время, он понял  что меняется, он внутренее. У него теперь стояли другие цели на будущее, и он изменился, и не видел в этом никакого минуса.И он смог стал совершенно другим, он смог вернуться к жизни, к родным, которые успели уже начать жить без него? Сложно, да конечно, можно ли пережить, а у него есть выбор?  Теперь он выходил на улицы города, пытаясь быть тем, кем он не являлся, но постепеннл он осознает, что это и есть он, теперь это неотъемлемая часть его я.  Главное в этой мешание жизни, не потерять того, кем ты являешься. И наверное быть Стрелой было для него, чем то жизненонеобходимым,  здесь без врача не разберешься.
  Раз он не может получить все остальное, то довольствуйся малым своим одиночеством и осознанием, того, что ты помогаешь. По своей глупости, он потерял практически все, он отстранился от своей семьи. Его бывшая девушка его ненавидит, разумеется на это были свои причины, не каждый день ты изменяешь, девушке с ее собственной сестрой. И она как итог погибает, а ведь все могло быть иначе. Он бы мог отказаться, не звать  к себе Сару, а так скорее всего, он мог и не жить, как сейчас. Кто знает, может они бы с Лорэл решились на более серьезный шаг, хотя кто знает, кто знает. Он всегда был непостояен, может это и хорошо, что все так произошло, он спас ее таким жестоким способом от себя.
  Куин никогда по крайней мере для себя не отрицал, что ему дорога старшая из сестер. Он всячески старался ее оберегать, даже подставлял ради ее  безопасности других, да может это и не правильно, но он не мог допустить того, чтобы с ней что - то случилось, и он хоть косвено был причастен к этому. Можно сказать что он хранил все происзодящее внутри себя, закрываясь от других. Да теперь он отгородился от остальных, но не мог отпустить девушку далеко от себя, но и это не помогло. Она решила стать частью команды, да ей нужно было это, чтобы отвлечься от  смерти сестры. Теперь ему приходилось более тщательно следить за ней, да еще и мириться с близостью ее нахождения. До этого, это как - то более просто переносилось. Наверное именно поэтому, он перекидывает свои чувства на другую девушку, Фелисити, и как ни странно она полная противоположность Лэнс, мудрое ли это решение, не суть он человек, и он может действовать на эмоциях.
  И вроде бы все шло хорошо, работа в команде,  личная жизнь. Да у него все еще было множество скелетов в шкафу, но все самые отборные он вытащил наружу,и наверное именно это привело к тому, что он потерял и Фелисити, хотя может было дело во внутренем затаенном эгоизме, но Оливер не чувствовал своей вины. Это прошоое, и оно не имело к блондинке никакого отношения. Да он нк говорил о сыне, но эта не та вещь, о которой кричат на каждом углу. Только вот говорят, что мы должны терять все, чтобы видеть куда идти дальше, найти новую нишу. И такой потерей для него стала смерть Лорэл. Он не смог ее спасти, он не уберег ее. Хотя до последнего момента надеялся на то, что она выкарабкается, сможет. Она же сильная. Она столько раз была на грани, но возвращалась к жизни, и косвено к нему. Но не в этот раз. Он до сих пор помнит то сжигающее чувство спирающего грудь, когда он понимает, что больше он не услышит ее голос, и ее коронное «я знаю тебе». Ведь она и правда знала, его как никто. Вот и ее нет.
Если бы я мог вернуться назад, я бы выбрал время,
когда я любил тебя и ты любила меня.
  Потерянный, обвиняющий себя во всем, на ее месте должен быть он. Она была светом, той частью жизни, в которой  была светлая сторона. Он остался один. Впервые он стал одержимым, он мечтал о мести. Забрать последний вздох того человека, который посмел посягнуть на жизнь, Лорэл. И плевать, что его смерть не вернет ее, но так он хоть избавиться от щемящего чувства внутри. Может если бы последние минуты ее жизни, он не узнал так многое, что она хранила в себе. Если бы он был уверен, что он для нее друг, просто хороший друг.
  Месть, говорят мстя мы убиваем частичку себя. Именно себя, а не того кому мстили. Они правы смерть Дарка не изменила ничего. Лишь усилило чувство вины перед Лэнс, она просила его никогда не вредить людям, она всегда была лучше него. И он не отрицал, что испытывал удрвольствие, когда убил Дарка, но теперь, он вноаь загнаный зверь в клетке. Он вновь и вновь погружался в ту темноту, что поглощала его. Теперь он не скрывал чувства, они просто исчезли. Но он заслужил спасительную соломинку. И он не один хотел чтобы Канарейка была жива. Так они вместе с сестрой Лорэл отправились в прошлое и попытались ее спасти.
  Это тяжело во второй раз переживать, тот момент, когда ты не можешь ничего сделать, когда ты беспомощен. Когда тебе вновь платить по счетам, но он преодолел это внутреннее чувство, и они вернулись в настоящее победителями, но все относительно. Как он теперь мог смотреть на Лорэл  и помнить те слова, что она ему говорила. А ведь она и не помнит, что это было. Что она раскрыла ему свои чувства. Ведь этого не было  но он же помнит, просто не мог забыть. Каждое слово, фраза, как на граните высечена в его голове. А он не мог просто придти и сказать, как есть. Что так много передумал за это время. Что он и правда дальше не может быть один. И тот кто ему нужен, это она. Он пытался делать шаги ей на встречу, вновь вытащить ту ее затаенную любовь, он так сосредоточился на всем этом, что пропустил немаловажную вещь.
  Все начиналось, как обычно, очередная вылазка, Лорел все еще не с ними, ведь у нее проявились способности, а если быть до конца откровенными, то он боялся за нее.  Но это стало, его концом, концом как личности. Последнее что он помнит, это жгучая боль, а потом все исчезло. Он стал кем - то другим. Одна лишь жажда убивать. Никакой морали, никаких точек чтобы остановиться. Как он стал таким? Он и сам не знал, но это было мучение, в голове было столько всего намешанно любое воспоминание причиняет боль, невыносимую. Кажется что голова сейчас взорвется, а навязчивые мысли не прикратяться никогда. В голове такое ощущение, что жили два человек. Один нашептывал, убей стань свободным, какбы обволакивая своим голосом и проникая в самое нутро, как змея. Второй же говорил, что он не такой и он сможет выбраться из всего этого. И вроде он понимал, что ему нужно делать, но как итог он забывал все, и вновь обволакивающий змеиный голос. Он не осознавал, что происходит, но на это нету времени, что происходит внутри эта борьба отнимала все время.
  Вот сегодня был тот же день, Дарк был обозлен, ведь последнее время все вылазки одна за другой срывались, это было странно, такое ощущение, что все их планы знали заранее, и конечно же сразу стали искать крота, такое ощущение, что вот он прям взял и объявился, но может и правда не так умен? Проходя мимо одной из комнат он уловил какое - то движение, ведь там никого не должно быть, он в этом уверен. Зайдя, он увидел что Серена шарит по ящикам, да какого черта здесь надо.
  Вообще ее появление было странным, ее выкрали из лаборатории, в Централ - сити, чтобы иметь весомый перевес на своей стороне, но увы даже это им не помогло. - Эй что ты тут делаешь? Оливеру казалось все это странным, ее оправдания были так нелепы, как будто он с ребенком общался. - свои сказки другим будешь рассказывать, и навел на нее лук, он понимал, что скорее всего она и есть,тот кого они ищат, ведь и правда после его появления все и началось, врят ли это совпадение.
  Только то, что сказала девушка было еще более странным, ждала его только вот зачем. Он был заинтригован, ну собственно почему бы и нет. За ее словами,он и не заметил как она подошла близко к нему, нарушая его зону комфорта, но он не был против. - и что же дальше, будем проверять кричит ли так же птичка во время оргазма? Да он проверил, как она кричит, но далеко не тем способом  на который он расчитывал, одно это наблюдать со стороны проявление способностей, но с другой стороны, когда ты это чувствуешь на себе это совершенно другое. Это какой - то спецефический уровень боли, Оливер непроизвольно схватился за голову, она разрывалась, и он осел на пол. Он не мог осознать закончилось все или нет, но крик все еще звучал у него в голове, отдаваясь легкой дрожью.
  Все ли мучители жестоки? Странныц вопрос, но он увидел лицо девушки надвисшее над ним, она коснулась его щеки. Что - то родное и теплое было в этом прикосновении. И у него непроизвольно вырвалось. - Лорел. Нет я знаю, что это ты. Вы с ней разные, совершенно, хоть и двойники. Заключил Куин, он был уверен что это не Серена, каким - то шестым чувством.
  И вновь, эта боль и пустота. И он теряет сознание. Пока он пытается придти в себя после очередной дозы вакцины, тот кто ее делал, посоветовал Серене не приближаться к Оливеру, мол она пробуждает воспоминания,  а это  для него плохо.
  Он пришел в себя, а над ним вновь лицо девушки, и вновь голос внутри такой шипящий обволакивающий. Срабатывает инстинкт самозащиты, и схватив девушку за горло, он впечатал ее в пол. - Что тебе нужно? постепенно сжимая пальцы проговорил парень, безумство захватывало его.

Дракулаура буквально подпрыгивала на сидении такси от нетерпения. Они едут в Бу Йорк и обязательно победят на конкурсе групп поддержки. Разве может быть иначе, ведь они самые лучшие. Юную вампиршу ничего не могло смутить. Она в восторге прилипла к стеклу и разглядывала мелькающие мимо пейзажи, города и людей, если попадались. Ее не смущала даже теснота, в которой они ехали. Она ехала около окна, а с другой стороны к ней тесно прижималась Клодин. Вульф была ее самой-самой лучшей подругой, поэтому Лаура не жаловалась. Ее настроение вообще ни чем нельзя было испортить. Они едут на конкурс! Они выиграли голосование зрителей, что может быть лучше? Их выбрали из сотен кандидатов! Именно их. Вся школа вышла их провожать, хлопая и поддерживая.
Правда, Клод говорил, что у него плохо предчувствие, но Лаура заверила его, что он просто ревнует, потому что на нее будет направлено внимание сотен, а может быть даже тысяч зрителей, среди которых будут и другие парни. Больше ничего слушать Дракулаура про конкурс, ее отъезд и глупую ревность Клода не хотела. Парочка даже сильно поругалась, но перед тем, как сесть в машину, они все же помирились. Сильно так помирились, вся школа видела. Смущенная, вампирша села в машину, вернее, втиснулась, а парень закрыл за ней дверь. Даже ему пришлось приложить силу. Их такси даже немного покачнулось. К счастью, она не перевернулась, и с трудом тронулась с места. В пути Лаура несколько раз пыталась уговорить девочек начать петь что-то воодушевляющее и командное, но их кислые лица были очень красноречивым ответом, поэтому она оставила свои попытки и отвернулась от них, уставившись в окно.
Пейзаж был, откровенно говоря, весьма и весьма унылый, но Лаура мечтательно смотрела вперед, по сути ничего не замечая. В ее голове крутились картинки, как они выступают на сцене и все покорены их номером, им немедленно присуждают победу, у других команд даже нет шанса, как их оглушает рев зрителей, как их закидывают цветами, вручают ослепительные призы, вешают на шеи венки  из цветов, фотографируют так сильно, часто и много, что на миг даже ослепляют вспышками, как все их хором поздравляют, носят на руках.

От резкой остановки Дракулаура ударяется головой о сиденье водителя и, приходя в себя, несколько раз моргает, отгоняя такие соблазнительные картинки. Вот сейчас, сейчас, осталось еще буквально несколько часов. Они познакомятся с другими девочками, сразу же покажут, кто тут самый лучший и красивый, а уже завтра вечером о них будет слышать весь мир!
Дверь открывается и девушка едва не вываливается на землю. Лишь вампирские реакции спасли ее от позорного падения на колени к ногам их невежливого и непочтительного водителя. Как можно так обращаться с будущими звездами? Неслыханно. Она потом обязательно его уволит.
Лаура отряхивает платье и оглядывается.
Такси остановилось около главных ворот, за которыми открывался отличный вид на весь лагерь. Восемь домиков, стоящих полукругом, и все. Вампиршка представляла себе это несколько иначе, ведь в ее голове сидел уже устоявшийся образ: бегающие вокруг девушки из других групп поддержки, пляж около озера, пара спортивных площадок и место для костра в самом центре. Но видимо это был эконом-вариант, или жилые зоны просто отделяли от развлекательных. Долго раздумывать было не в правилах девушки, поэтому она что-то весело напевая, оглядывалась, периодически дергала за руку или тыкала в бок Клодин, привлекая ее внимание и что-то показывая в отдалении.
Клео, их капитан и просто первоклассная стерва, тут же начала ворчать, пока остальные, в том числе и Дракулаура, разбирали чемоданы. Самый большой оказался именно у дочери Дракулы, но она уверяла, что брала с собой "только все самое необходимое, я без этого прожить не смогу, деееееевочки!"
Может быть они время перепутали? Думают, что мы должны приехать попозже. Мне кажется, это просто недоразумение, - быстро заговорила Лаура, пытаясь успокоить Клео, которая кажется очень сильно злилась. Не хотелось начинать их восхождение к славе со скандала только из-за того, что их невовремя встретили. Хотя, конечно, то весьма и весьма обидно. Они что, хуже всех чтоли?
Чтобы скрыть свое волнение, девушка достала из сумочки зеркальце и посмотрела туда. Не увидев там ничего, успокоилась, пару раз провела пудрой по щекам, по привычке, и убрала обратно. Волноваться начали уже и другие девочки. Все неуверенно оглядывались. Кажется, лагерь был пустой совсем.
Дракулаура втянула носом воздух. Пахло старым деревом, толстым слоем пыли, полусгнивающей травой. Пустотой и затхлостью. Точно также пахло на чердаке дома Дракулы, потому что там никогда не убирались и только переносили ненужный хлам каждый год. Отец грозился все это выкинуть, но все время его что-то останавливало. Так и здесь. Но никаких запахов, так свойственных живым людям. До ее чуткого слуха не доносилось ничего. Ни шума, который сопровождает каждого человека, ни единого сердецбиения. Лишь в каком-то доме скреблись мышки, а в другом щебетали птенцы, которых мама-птица оставила в гнезде и отправилась на поиски пропитания. А на краю полянки стрекотал кузнечик, а где-то в глубине леса квакала лягушка. Девушка нахмурилась, но тут же ее лицо осветила улыбка.
Ой, а мы кажется с вами первые приехали! Вот в чем дело! Мы просто приехали раньше всех, вот нас никто и не встречает! - вампирша встала на цыпочки и хлопнула в ладоши. Это все объясняло. - Мы может выбрать любой домик, самый лучший! И никто нам слова поперек не скажет, вот так вот, - она широко улыбалась, поворачиваясь к подругам. - Вот увидишь, Клео, все будет замечательно! Пойдем! - она берет чемодан за ручку и направляется ко входу в лагерь, чтобы как можно скорее выбрать домик, пока не приехали другие машины, и их не опередили.

От лица вашего персонажа, написанный на нашем проекте, под спойлер!